Проблемы применения модели Homo Economicus
Представляется логичным, чтобы поиск и выбор альтернатив решений основывались на концепции человека разумного (Homo Sapiens). Однако господствующие направления в экономической науке основаны на модели Homo Economicus, т.е. на модели рационального человека, всегда стремящегося к максимальной пользе для себя. И хотя в последние годы уделяется определенное внимание систематическим отклонениям от рациональности в человеческом поведении, они в большинстве случаев сводятся к людской глупости, а не к другим предпочтениям помимо максимизации пользы.
Даже социологи, например Р. Барт (R. Burt), при анализе дружеских связей порой интерпретируют их как средство индивидуумов для использования социальных сетей в целях усиления своего персонального влияния, власти или увеличения оплаты.
Здравый смысл, естественно, всегда учитывал, что человеческое поведение может определяться другими мотивами. Практическая жизнь, в частности деятельность волонтеров, убедительно демонстрирует ограниченность модели Homo Economicus. Наглядным подтверждением такой ограниченности является так называемая «ультимативная игра» (ultimatum game).
В этой игре одному из участников предлагается поделить некую сумму, полученную в виде подарка, между собой и вторым участником игры. Если второй участник примет предложение первого, сумма распределяется в соответствии с предложением первого участника. Если второй участник отклоняет предложение, оба ничего не получают.
Если положить в основу модель Homo Economicus, то первый участник должен бы предложить второму некую символическую сумму, оставив себе основную часть суммы. Второй участник должен принять предложение, т.к. даже символическая сумма больше, чем ничего, и это для него единственная альтернатива. В экспериментах такой подход никогда не реализуется. Символические суммы даже редко предлагаются и еще реже принимаются. Часто первый участник предлагает соотношение 60:40, используя свое преимущество как инициатора, но в то же время не использует его в полной мере, учитывая возможную реакцию второго участника. Однако наиболее часто предлагается соотношение 50:50.
В связи с подобными экспериментами ряд ученых утверждает, что стремление к максимальной собственной пользе нельзя считать более элементарным, базовым понятием, чем мораль или социальные интересы, которые могут быть не менее базовыми.
Но если здравый смысл и эксперименты это подтверждают, то почему пессимистическая модель Homo Economicus до сих пор так доминирует в теориях менеджмента?
По мнению С. Гошала, дело в том, что все социальные теории идеологически мотивированы и базируются на идеологии радикального индивидуализма. Либерализм Фридмана (который справедливее было бы называть консерватизмом) представляет человека как несовершенное существо, и более важной проблемой социальной организации, по его мнению, является отрицательная проблема предупреждения ущерба, который могут принести плохие люди, а не положительная проблема помощи хорошим людям, делающим добро. За прошедшие десятилетия либерализм Фридмана пропитал экономку, право, социологию, социальную психологию многие другие дисциплины.
С. Гошал резко критикует теорию неолиберализма Милтона Фридмана и целый ряд основанных на этой теории моделей.
Так, М. Фридман (M. Friedman) в своих работах утверждает, что главной задачей руководителей корпораций является удовлетворение интересов держателей акций, максимизация ценности акций. Он заявляет, что вряд ли найдется современный менеджер, который мог бы публично поставить это положение под вопрос. С. Гошал задает вопрос: откуда берется такая абсолютная уверенность в правоте этого положения?
Прежде всего, акционеры не являются собственниками компании в том смысле, как они владеют своими домами или автомобилями. Они владеют только правами на остатки денежных потоков компании. У них нет прав собственности на реальные позиции собственности компании, которые принадлежат ей самой как юридическому лицу. Именно это фундаментальное отличие между владением капиталом и владением реальными материальными ценностями, ресурсами и обязательствами отличает корпорации от товариществ. Кроме того, производимые корпорацией ценности создаются комбинацией ресурсов, вкладываемых различными группами. Например, работники компании, включая менеджеров, вкладывают свой человеческий капитал, в то время как держатели акций вкладывают свой финансовый капитал. Почему же тогда, если ценность создается за счет комбинации ресурсов работников и акционеров, распределение полученной ценности идет в пользу только акционеров?
Ответ на последний вопрос С. Гошал видит только в том, что такой подход позволяет структурировать и решать красивые математические модели. Отводя акционерам роль владельцев компании, а менеджерам – роль «агентов», которые действуют в собственных интересах и заинтересованы только в использовании ресурсов компании в собственных целях, теоретики менеджмента создали элегантные, но порочные математические модели. А далее их применяют для выработки решений по исключительно сложным экономическим, социальным и моральным вопросам в гигантских корпорациях, которые играют громадную роль в жизни тысяч, а чаще миллионов людей.
Для принятия решений помимо общей модели приходится принимать еще ряд допущений. В частности, теория предполагает полную эффективность рынка труда, т.е. то, что весомость каждого работника соответствует ценности его вклада в компанию. Если это не так, то работник может якобы немедленно и без затрат сменить работу. На основе этого предположения можно утверждать, что акционеры подвержены большей степени риска, что делает вклад их капитала более важным, чем вклад человеческого капитала менеджерами и другими работниками, и именно поэтому акционеры и должны получать больший доход на капитал. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Большинство акционеров могут продать свой пакет акций гораздо легче, чем большинство работников могут найти другую работу. Таким образом, риск работников компании более высокий, чем риск акционеров. Кроме того, их вклад в виде знаний, умений и предпринимательства обычно более важен, чем вклад капитала акционерами. Но как показали C. Гроссман (S. Grossman) и O. Харт (O. Hart), для оптимального управления права контроля должны быть у стороны, вклад которой более значим для создания ценности. С этой точки зрения нет оснований считать принцип максимизации акционерной ценности абсолютным законом.
С. Гошал убедительно опровергает ряд аргументов М. Фридмана, защищающего свою теорию. Так, Фридман утверждает, что хотя некоторые положения теории и выглядят абсурдными с позиции здравого смысла, тем не менее она валидна, поскольку хорошо объясняет целый ряд явлений в бизнесе и обладает предсказательными свойствами. На ряде ярких примеров, где все выводы и рекомендации агентской теории были реализованы (в частности, в случае с компанией «Enron»), Гошал показал, что Фридман выдает желаемое за действительное.
В качестве выхода из тупика предлагается опереться на «положительную психологию» М. Зелигмана (M. Seligman), которая «...требует от нас максимально сосредотачиваться на сильных сторонах, а не на слабых, на том, чтобы делать более хорошие дела в жизни, а не исправлять худшие, максимальное внимание уделять наполнению жизни здоровых людей, а не лечению ран страдающих».
При этом недостаточно просто ввести курсы этики в бизнес-школах, а нужно отказаться от идеологического абсолютизма и во всех учебных предметах, а также исследованиях сбалансированно рассматривать отрицательную и положительную проблемы Фридмана.
Очень интересно критикует С. Гошал претензии бизнес-школ на научность их исследований. Эти претензии привели к тому, что теории основывались на четких допущениях и дедуктивных доказательствах. Для объяснения всех аспектов деятельности корпораций предлагался причинный детерминизм. При этом из анализа была исключена роль человеческих намерений и выбора. Так как мораль или этика неотделима от человеческих намерений, непременным условием «обнаучивания» бизнес-теорий стал отказ от всех моральных и этических суждений в этих теориях и, соответственно, в рекомендациях для практического менеджмента. Однако очевидно, что методы таких наук, как математика, физика, химия, не могут без существенных ограничений быть применены к теории бизнеса.
В науках о неорганической материи, например в физике, причинный подход является единственно приемлемым. Функциональные толкования, такие как преимущества, развитие или прогресс, не играют роли, тем более нет места для рассуждений о намерениях или теологических объяснений. В то же время функциональные толкования играют важную роль в науках об органической материи, например в биологии. Для объяснения тех или иных характеристик организма или его поведения достаточно доказать, что они способствуют продолжению рода. Адекватность таких функциональных толкований определяется тем, что существует доказанная общая причинная теория – теория естественного отбора. При этом не обсуждается вопрос о намерениях, так как двигателем процесса эволюции является случайная ошибка или мутация. Наконец, в социальных науках элементарной единицей толкования является действие индивидуума, определяемое намерением. При наличии намерений применимость функциональной теории становится сомнительной, так как в социальных науках нет общего закона, сравнимого с законом естественного отбора в биологии. Дж. Элстер (J. Elster) соглашается с тем, что в социальных науках определенное место причинные теории могут занимать, например, при анализе рынков капитала, где в связи с очень большим числом участников намерения индивидуальных действующих лиц могут быть проигнорированы. В большинстве же случаев в социальных науках намерениями людей пренебречь нельзя.
Рисунок 1. Модели объяснения в разных науках (по Дж. Элстер)
В то же время теории менеджмента в настоящее время оперируют в большинстве случаев причинными и функциональными толкованиями. Но этика и нравственность являются ментальными феноменами. Поэтому их не включают в теории, т.е. предпосылкой превращения исследований бизнеса в науку оказывается исключение роли морали или этических соображений из практики бизнеса. При этом жертвой такого подхода является не только мораль, но зачастую и здравый смысл.
Опасность, связанную с претензиями теорий менеджмента на научность, ярко отразил в своей Нобелевской лекции Ф. Хайек (F. Hayek): «Мне кажется, что неспособность экономистов направлять публичную политику более успешно связана с их стремлением возможно точнее имитировать процедуры чрезвычайно успешных физических наук. Применение строго научных методов к феноменам организационной сложности часто наиболее ненаучно, и кроме того, в этих областях существуют определенные пределы, до которых мы можем что-то ожидать от науки».
В заключение хочется подчеркнуть, что роль понимания базовых принципов устройства общества, мотивов человеческого поведения, экономических и политических моделей в долгосрочной перспективе является определяющей даже при определении и выборе альтернатив решений в оперативной деятельности предприятий. Именно учет этих факторов обеспечивает наибольшую рациональность решений и соответственно долговременную устойчивость предприятия.
| Синдром нарастания недоверия | Тест "Принципы и модели" |